✦✦✦ slavic folklore ✦✦✦
♱VASILISK♱
василий рубцов
– слава копейкин –
на аспида и василиска наступишь; попирать будешь льва и дракона; |
в глазах — примерзшая, никем не отогретая поволока.
скука доходит до края; льётся через, пачкая пол липкой речкой.
набат: кровь в ушах, стук под сливочной кожей, прерывистое дыхание; неуемная жажда. ох, васенька, сколько в тебе всего — и аленького, и гаденького, червоточин да самоцветов; вот-вот взорвешься же — выпусти. эти чувства нерастраченные душат, лилейным меж костяшек стрянут, чешутся и краснеют охотой, не сорванные.
тебе ведь только того и надо, самой малости: ты ягода волчья, ты на зубах сладостью, ты рай, проглоченный ненароком, но за тем взращенный — аккуратно препарировать душу, льнуть к ней, кошкой ластиться, кончиками пальцев гулять по тонким запястьям и лебединой шее, пересчитывая мягкие перья. нащупать пульсацию. вдохнуть. задышать.
нависнув,
( | неизбежность раздваивается — становится общая, милая, не колючая. похожая; он зовет растрепанную оболочку её именем, не помня, из каких букв оно собиралось. ах, если бы дело было в сердце, ах, если бы... трепыхаясь мотыльком в ладошках, она плачет навзрыд — у него голова идет кругом и колотится сердце. ему жарко. он почти мурчит. смотря в глаза, — в единении, в упоении, — тянется ласково | ) |
выдавить жизнь.
а в диком саду девицы пляшут на чьих-то костях и зеленых кочках; топчут сестер, хризантемами пробившихся поглазеть на жизнь. василиск им улыбается — видит надкусанные яблочки в ладошках и трупьи тени. они улыбаются тоже, зачарованные не им.
гогочет бог-уроборос, давясь хвостом второго.
примерзает к глазам поволока, не отогретая.
будет фанфик (лапслоком)
низкая дрожь обволакивает гортань терпким и донным илом, песком застревает в голосых связках — стачивает глухое-звериное, сглаживает, обращая смешливым и малозвучным клёкотом последнюю песнь несчастливой птицы, угодившей в проворные смарагдовые пальцы.
земля уходит из-под ног и это почти полёт, и он почти успевает заскучать по бесполезным озябшим крыльям, жмурясь как бы естественно, рефлекторно, пока хребет вновь не столкнется с промерзшей твердью, и он не вспомнит, почему оторвал их с мясом; расцепив веки в ольховом прищуре, встретит охристое, тёмное, чёрное — тинистой паутиной заместо поддельного неба.
он всматривается — в лукавое, вглядывается — в настоящее.
он улыбается.с придыханием молвит, растягивая сквозь негромкое озарение:
— ах.
так вот что это было.не успевает продолжить сразу: прячет приглянувшийся чешуйчатому зубоскалу лик и наотмашь гребет раскрасневшимися пальцами седое. комья снега, неразбериха, пух, серые-серые перья. сломанные сизые травы, что искалывают прижатую спину. красное солнце на той стороне — отражение. эфемерное, ладонью не отпихнуть. упереться лишь — в щёку ли, в шею — не смотрит, — и ерзать под тяжестью мрака, покуда совсем не выдохнешься.
прикусить за запястье — почти бережно.
— я просыпался. — слова получаются рванными. он удерживает руки на чужих плечах, но возобновлять попытки высвободиться не спешит, обессилено роняя макушку на примятый сугроб. скрипит буднично, едва выдавая клокочущее ехидство: — решил, что тебя сцапал кто-то, но в полудрёме не разобрал деталей и на всякий случай проклял обоих.
мерцает драконье золото.
складываются омутом тихим оголённые мертвые ветки над взъерошенными варновыми кудрями, складываются смешки-шорохи дикой чащи плеском проклятой речки, вторя чернокнижному слову, щучьей сказке. и хрустящее полотно под лопатками мерещится самым мягким на свете саваном.
— пощади меня, хищная щука.
он прикрывается тенью ресниц.
размывает гудящий поверху ветер лиленыйм голосом:— я взамен тебя расколдую.
