маковка вспоминает, как боялась смотреть им в глаза, пробитая дрожью и первобытным ужасом. видела марь, желала заглянуть дальше, глубже: за занавесь бледных тайн да за перевязь проступивших сухожилий, поглядеть на натянутые красными струнами нервы, на вспененную кровь, на остывшее пурпурное сердце — бьющееся ли? —  но вместо этого лишь прямилась, отстреливаясь раскаленными искрами, отмалчиваясь взыгравшими обидами: смотри, что ты наделала, когда спасла нас, бросив.

сгущается мрак, укутывая краснолунье.

маковка больше не пересчитывает следы, утопленные вереницей в черную землю — шагает интуитивно чаща распутывает перед ней тропки.  испив соленой водицы, они медленно сходят с ума.

маковка кивает.
проследив за направлением чужого взгляда, оборачивается к луне сама.
и протяжно, страшно молчит.

— словно полузабытый ночной кошмар обернулся явью, — маковка сцеживает горькую отраву в слова и выплевывает их, ощущая онемение в пасти,  — старый, гадкий и неотвратимый. развернулся прямо под лапами, а я только и могу, что собирать обрывки, не в силах вспомнить детали: что в середине, почему это происходит, чем все заканчивается. не могу его предотвратить — лишь предчувствовать, погружаясь все глубже в ил, глядя, как топнут и остальные. — и эта теснота в глотке никуда не девается: тянется дальше, глубже, сжав до вмятин и рытвин кривыми пальцами сердце, колотящееся невпопад, передавив кровоток, отрезав доступ к кислороду. послушница прочесывает ржавую шею лапой, пытаясь унять невидимую удавку, поднимает взгляд на. глядя в смазанный ночью силуэт, видит за посеребренными плечами шторм. кошку, приведшую трех котят под крыло враждебного бога. и задыхается. —  мне стало боязно за наших воинов, когда штормовые разбушевались. а еще, глядя на их перекошенные морды, сделалось очень... — откровение дается ей без труда, — смешно.

— они хотели избавиться от нас. утопить, как каких-то выродков. убрать с глаз. — недобрая улыбка касается девичьих уст, застревает в гортани хохот, и маковка сглатывает это режущее ощущение, не понимая, весело ей или злобно. накручивая урсовы кольца, позволяет существовать всему и сразу: жарко, единовременно, заглядывая в гуталиновую темноту смотрящих глаз, —  и у них это получилось. четыре луны назад каждый из нас поклялся в верности чернотопью, пропав в болоте телом и духом — никто из нас больше не будет принадлежать морю. они так отчаянно желали нашего исчезновения, что позабыли об осторожности, ухватившись за первую попавшуюся возможность.